Одна обыкновенная девушка пасмурным субботним утром собралась съездить в Выборг к своей обыкновенной маме. Это была симпатичная девушка лет двадцати пяти или даже шести. Она недавно нашла первую работу по специальности, а именно маркетологом, и сняла квартирку в Купчино. Звали эту девушку Даша. Но если бы ее звали Карина или Снежана, ничего бы от этого не изменилось, вот в чем иррациональность происходящего.
Перед зеркалом в прихожей Даша накинула пуховичок, втиснула ноги в сапоги, повесила на плечо сумку – все самое обыкновенное. К сожалению, Дашины доходы не позволяли приодеться так, чтобы встречные, увидев ее, замирали в восхищении. Вздохнув, она натянула на уши шапку с помпоном. Как тут не вздохнешь? Ведь до того, как стать обыкновенной девушкой, Даша мечтала, что ее жизнь будет полна радости и приключений. Ни о каких воронках продаж, ни о каком Купчино она не мечтала.
Вокзал встретил ее двумя рекламными постерами. С одного пристально смотрели вдаль парни в камуфляже с автоматами в руках, на другом у голубого бассейна стояли два белых шезлонга и между ними столик, а на столике – бокал с коктейлем. Из бокала торчала трубочка.
Даша отвела глаза от трубочки и одернула пуховичок.
В кассе выяснилось, что «Ласточку» отменили, а допотопная электричка отправляется через пять минут.
– Занимайте любое свободное место. – сказала кассирша, протянув Даше билет. – В любом вагоне кроме последнего.
Электричку атаковала приличная толпа. Даша понеслась вдоль состава, надеясь, что где-нибудь будет поменьше народа. Поезд выглядел грустно: зеленая краска на помятых боках облупилась, из трещин выглядывали коросты ржавчины, мутные стекла покрылись бурыми подтеками.
Даша добежала до конца состава и затормозила, увидев последний вагон: голубенький, гладенький, словно только родился. Его окна сверкали чистотой и все, кроме одного, были закрыты накрахмаленными занавесками. В этом окне виднелся господин в сером костюме и белой, как альпийский снег, рубашке. Его лицо мерцало отраженным светом – видимо, перед ним стоял ноутбук.
Господин улыбнулся чему-то на экране, пригубил бокал белого вина и посмотрел в окно, на Дашу. У него были голубые, как вагон, глаза. Такие же неестественно яркие.
Даша поспешно отвернулась. Нужно было еще забраться в электричку.
Ей удалось занять место у прохода. Напротив нее устроились старичок со старушкой и молодой человек в наушниках. Он оценивающе оглядел Дашу и равнодушно отвернулся. Рядом с ней сидела объемная тетка с двумя детьми, которые дрались за место у окна, наступая на ноги старушке. Та поджимала свои стоптанные боты под сиденье и беспомощно улыбалась.
Электричка ритмично громыхала и пошатывалась, пассажиры качались в такт. За грязным окном под серым небом темнели елки.
Даша сняла шапку и засунула её в сумку. Тетка рядом расстегнула куртку, Даше в нос ударил крепкий запах пота. Дед задремал, его челюсть отвисла, обнажив черный беззубый рот. Парень, которого Даша не впечатлила, стучал ногой и дергал головой, считая, видимо, что он так же крут, как и музыка в его наушниках.
Один вопрос: за что Даше все это? Почему она здесь, а не в шезлонге у голубого бассейна? В носу у нее неприятно забурлило, глаза намокли.
Она надела шапку и отправилась в тамбур. Дойти до того, чтобы плакать перед всеми, да еще и перед этим парнем, было бы совсем уже. Ну вообще уже.
В тамбуре курил мужик в трениках с отвисшими коленями и бутылкой пива в руке.
– О! – обрадовался он Даше.
Склизкий пол под ногами ходил ходуном.
– Извините, – сказала Даша и глубоко вдохнула, пытаясь загнать слезы внутрь.
Плакать перед мужиком тоже было нельзя. И спрятаться некуда. Даша потянула на себя тяжелую дверь в тамбур последнего вагона.
Там пахло дождем и сладким парфюмом. За створками стеклянной перегородки, настолько чистыми, что аж невидимыми, покачивался салон с крахмальными шторками. Все кресла, кроме одного, пустовали. В нем сидел господин в сером костюме. Вдруг он поднял голубые глаза от ноутбука и посмотрел на Дашу.
Она одернула пуховичок.
Господин сделал приглашающий жест. Даша подумала, почему бы и нет. Места же есть свободные.
Створки разъехались и съехались у нее за спиной. Даша хотела было сесть на ближайший к выходу ряд, но на всех сиденьях стояли таблички «Не занимать». И в следующем ряду тоже. И в следующем.
– Садитесь сюда, девушка, – и господин указал на место напротив себя.
Даша поправила пуховичок.
– У меня билет в общий вагон.
– Я разрешаю, садитесь.
Даша села. Сняла шапку и зажала помпон в руках.
– Как вас зовут? – спросил господин.
Говорил он тихо, но его голос лился, будто из наушника в Дашином ухе. Даша даже потрогала ухо, наушника там не было.
– Даша, – ответила она.
– Очень приятно, – господин закрыл ноутбук и не представился. – Невероятно жаль, что такая милая девушка вынуждена жить такой бессмысленной серой жизнью.
Даша так удивилась, что только набрала воздух в грудь и открыла рот.
– Как я вас понимаю, Даша. Вы опять едете к маме в Выборг, а Карина сейчас в Черногории.
Даша совсем опешила.
– Откуда вы знаете Карину?
– Знаю, знаю, – господин пригубил вино. – У Снежаны последний айфон, а у вашего сяоми экран треснул.
– Что?
– Это несправедливо. Вы ничуть не хуже Снежаны.
Вопросы «Ваше какое дело?» и «Кто вы такой?» смешались у Даши во рту в обжигающую кашу. Вдруг на столик с ноутбуком упали яркие солнечные лучи. Даша посмотрела в окно и увидела невдалеке стерильно-голубое, как на рекламном постере, море. Она потрясла головой и привстала – вместо елок белел песчаный пляж. По стеклу скользнул пальмовый лист, за ним мелькнул чешуйчатый ствол.
– Ой, что это? Вы видели? – Даша перевела ошарашенный взгляд от окна на господина.
Но тут электричка въехала в тоннель. Стало темно так, будто все исчезло. Только едва виднелась белая рубашка, покачиваясь вместе с вагоном.
– А вы никакого моря, кроме Финского залива, не видели. – Сказал голос из темноты Даше в ухо. – Даже в Турции никогда не были. Меня бы тоже такая жизнь не устраивала.
Дашу мучил вопрос, откуда тут тоннель. Она дорогу до Выборга знала наизусть. Пальма – это совсем уже. Но и никакого тоннеля здесь раньше не было.
– Нет, о Турции пока даже не мечтайте, Даша. Если сильно постараетесь, может, лет через пять. – продолжал голос, – Да, кому-то все даром. А кому-то воронки продаж крутить.
Тут тоннель кончился. Моря за окном уже не было. Там плыл сайдинговый забор, за ним начался узкий перрон. Ветер гнал по нему какой-то пакет наперегонки с пластиковым стаканчиком. И серое небо вернулось. Даша промокнула рукавом вспотевший лоб.
Вдруг в окне что-то засвистело и бабахнуло, взлетели в воздух куски асфальта.
– Ой, это что? Вы видели? – Даша снова привстала.
Электричка замедлилась. В окне полыхало здание, похожее на вокзал Белоострова. Из черных арочных окон вырывалось пламя. Вокруг дымились присыпанные пеплом обломки. Догорал смятый, как банка колы, автомобиль.
– Аааа, – Даша упала на сиденье и показала пальцем в окно. – Ааа?
Поезд еле тащился вдоль изрытого воронками перрона. Огибая их, шел человек в трениках с отвисшими коленями. Лицо у Даши вытянулось: у человека не было головы. Точнее, она была, он нес ее под мышкой. И давал ей отхлебнуть пива из бутылки.
Даша попробовала встать. Но не почувствовала ног! Она посмотрела на свои колени – они были на месте. На полу виднелись носки сапог. Но она даже пальцами не могла пошевелить!
– Да, Даша, жизнь несправедлива. – доброжелательно проговорил господин.
– Пожалуйста, можно я пойду, – заплакала Даша.
– Куда вы пойдете? Видите, что творится?
Из разрушенного дома вышла женщина в синем халате с розовыми цветами. Она ощупывала воздух руками. Из кровавых дыр на месте глаз по ее щекам текли красные ручейки. Женщина очень походила на Дашину маму, только у Дашиной халат был зеленый с ромашками. Чтобы разглядеть ее получше, Даша оперлась руками о сидение и, повиснув на них, приподнялась. Штанины ее джинсов безжизненно болтались, будто были набиты мясом.
Господин покачал головой, наблюдая за Дашиными мучениями.
– Да, это чувство беспомощности, – сказал он, – этого никому не пожелаешь.
Даша плюхнулась на сидение и заскулила.
– Мааамаа…
– Вы ни в чем не виноваты, Даша. У меня нет к вам никаких претензий.
– Тогда можно мне домой к маме?
Из ее носа текли сопли. Она вытерла их помпоном.
– А есть ли у вас еще дом? Может, уже и дома нет.
Поезд проезжал высокую мусорную кучу. Сверху из нее торчала черная рука.
– Да и с мамой непонятно. – добавил господин.
– Пожалуйста, – выла Даша.
– Я понимаю вас. Но вот он тоже хотел к маме. А сейчас посмотрите. – Господин показал глазами в окно.
На перроне лежала половина человека с кровавыми лохмотьями ниже пояса. Мимо скакала нога в берце. За ногой гналась собака, но, добежав до половины человека, притормозила, понюхала и оторвала от него кусок. Половина человека дернулась, подтянулась на руках и немного проползла вперед. Собака сделала пару неторопливых шагов за ней, и остановилась, жуя. Часть мяса висела у нее изо рта, с нее капало. Похожая собака все время крутилась около «Пятерочки» в Купчино, и Даша иногда покупала ей пакетик «Чаппи».
Господин приоткрыл окно. В горле у Даши запершило от гари, в нос ударила трупная вонь. Воздух трещал, будто его плющило гигантским орехоколом. Сквозь грохот прорывались чьи-то стоны.
– Закройте, пожалуйста! Я больше не буду, – завизжала Даша, зажав уши.
– Что вы не будете, Даша? Вы ничего плохого не сделали, – господин говорил также негромко, но его было прекрасно слышно из несуществующего наушника. – Вы хотели бы посмотреть мир, нравиться мальчикам, может быть, даже нарастить реснички. Ничего преступного в этом нет.
– Тогда за что это? – Даше в рот затекла соленая сопля.
– Вы какую-то ерунду спрашиваете. Вы – никто, поэтому – ни за что.
За окном что-то засвистело так, что Даша сжалась и сильнее сдавила уши. От грохота задребезжали стекла. Нестерпимо воняло тухлятиной.
– Уж если бомба летит, ей все равно, на кого. Ей, поверьте мне, не объяснишь, что ваша мама после работы мыла полы в столовой, чтобы вашу учебу оплатить.
Даша заревела навзрыд.
Господин закрыл окно. Стоны исчезли, грохот стих до мурлыканья, а вонь растворилась в сладком парфюме, будто ее и не было.
– Ладно, давайте посчитаем. – предложил господин. – Может, вам повезет.
Даша вытерла лицо шапкой, замерла.
– Эне, бене, – господин указывал поочередно на себя и на Дашу, – раба. Квинтер, финтер, – и указал на Дашу, – жаба.
Он с облегчением выдохнул, приподнял свой бокал и повторил радостно:
– Жаба!
– Я могу идти?
За окном ехало что-то гигантское, гусеничное, с длинным дулом. Размахивая культями, бежали и ползли окровавленные люди. Вместе с ними прыгала нога.
– Да, Даша, пока идите.
Она поднялась. Колени у нее дрожали, но держали. Опираясь на кресла, она поковыляла к выходу.
– Но мне правда жаль, Даша. Вы заслуживаете лучшего, – сказал господин ей вдогонку. – Только жизнь несправедлива, тут уж ничего не поделаешь.
– Спасибо, – обернулась Даша у стеклянных дверей. – До свидания.
Она вышла в воняющий бычками тамбур. Мужик в трениках так и стоял там, прихлебывая из бутылки. За грязным окном проплывал вокзал Зеленогорска. Желтенький, целый. Ничего не дымилось, трупов не валялось. На влажном перроне стояли две бабки с сумками на колесиках, женщина в красном пальто держала за руку девочку лет семи и махала кому-то в поезде. Даша, вздрагивая от затихающих рыданий, высматривала, не скачет ли где нога в берце. – Ладно тебе, нормально все будет, – мужик в трениках с сочувствием смотрел на Дашино зареванное лицо. – Хочешь пивка?
Рассказ написан на курсе Марины Степновой «Проза и стиль» Creative Writing School. Вошел в шорт-лист курса и ждет своей публикации в журнале «Пашня».
